Однажды за этим занятием нас застукал наряд милиции, состоящий из двух явно не московского происхождения сержантов. Поначалу сержанты отнеслись к нам подозрительно и, как следствие, немедленно потребовали предъявить документы. Егор документы предъявлять отказался, явно рассчитывая на продолжение спектакля, и не ошибся. Нас вежливо доставили в дежурную часть привокзальной милиции, и там у грязной стойки, отделявшей дежурного от остального помещения, большую часть которую занимал «обезъянник» ( клетка в которой временно содержались человекообразные существа без возраста и пола, собранные этой ночью на вокзале ), Егор, наконец смилостивился надо мной, и документы предъявил. В них значилось, что он ни много не мало экономический советник одного и вице-премьеров российского правительства. Далее произошло неожиданное: дискуссия, начатая нами в зале ожидания вспыхнула с новой силой. В ней принимали участи все: и милицейский дежурный, и доставивший нас наряд, и даже некоторые обитатели «обезъянника», которые могли в тот момент относительно внятно выражать свои мысли.
Потом мы пили водку, которой угощали нас политизированные милиционеры, и закусывали горячими сосками, доставленными в дежурную часть из ближайшего ларька на перроне.
Сосиски были разложены на газете, и откусив, их следовало по очереди, макать в пластиковый стаканчик, в который щедрая рука хозяйки ( или хозяина ) ларька плеснула густой ярко красной, обжигающей жидкости, отдаленно напоминающей кетчуп.
Вокзал мы покинули, когда над Москвой уже разрумянился веселый прохладный рассвет, честно обменявшись с милиционерами телефонами. На всякий случай.
Наряженная охрана мрачно ожидала у нас возле глянцевого черного лимузина, одинокого на желтом фоне мятых, как консервные банки, такси.
— Если сегодня мы с тобой умрем от пищевого отравления, будет довольно сложно определить что стало его причиной: устрицы в « Театро» или сосиски на вокзале, — заметила я, оскверняя благоухающие недра благородной машины запахом дешевой водки и вокзальных сосисок — Разумеется, устрицы. В этом у меня нет никаких сомнений — немедленно отозвался Егор, и привлекая меня к себе, горячо дохнул в лицо резким духом кетчупа.
В наших предрассветных визитах на вокзалы, не было ничего уничижительного для людей, коротающих там нелегкую пассажирскую или вовсе бездомную долю. Мы ехали не вокзал не развлекаться чужим убожеством, и уж тем более, не издеваться над ним. Нет! В те минуты, нам было действительно интересно, что думают разные люди, а не только те, что отплясывали с нами на сияющих площадках ночных клубов.
Такой вот был безумный порыв.
Были и другие.
Было лето, и мы уже некоторое время жили за городом, в огромном коттедже, более напоминающем средневековый замок, который Егор довольно быстро возвел для нас прямо в лесу на берегу Москва — реки. Место, которое он выбрал для нашего жилья было сказочным ( впрочем, Егор всегда был верен себе, а значит, ему должно было принадлежать все самое лучшее ), едва не лучшим на всей супер — элитной Рублевке.
Забор был высоким, как требовали того не интересы безопасности, но — условия игры. Забрался на эту ступень общественной иерархии, будь добр их соблюдать.
Иначе, — избави Бог! — прослывешь белой вороной. Птицы эти в наших краях, как известно, живут недолго.
Так вот забор должен был быть высоким, кирпичным, красным «Каждый построил себе по маленькому Кремлю, — заметил как-то Егор воскресным днем объезжая окрестности, — на всякий случай. А случаи, как известно, бываю всякие» На заборе имелось все, что должно было иметься: камеры слежения, хитрые датчики и прочая модная охранная техника. Но в самом заборе, кроме главных торжественных ворот, с колоннами, домом охраны и только что без флагштока для поднятия фамильного флага, имелась еще маленькая неприметная калитка, сразу за которой начинались узкие деревянные ступени, ведущие к воде.
Итак, было лето, в окна нашей спальни выходящие прямо на реку и как раз на ту заветную калиточку, вливалась предрассветная речная прохлада, свежий ветер и гомон пробудившихся птичьих стай, но этого показалось Егору мало.
В нем бурлило очередное безумство — Вставай! — бесцеремонно растолкал он меня и, не давая опомниться и возмутиться, скомандовал. — Бери подушки, два пледа, бутылку шампанского, фужеры, фрукты — Зачем? — я еще не очень понимала, на каком нахожусь свете и что происходит вокруг — Как ты не понимаешь? Рассвет пойдем встречать на берег. Быстрей, солнце вот-вот взойдет!
Я оценила идею и проявила чудеса оперативности: мы успели.
Думаю, наша недремлющая охрана, не смогла удержать в себе столь красочную историю о хозяйских причудах и поделилась ею с охраной соседской, а та… Словом, эпизод пополнил список наших с Егором безумств.
Были, разумеется, причуды и поменьше.
Например, возвратившись домой, Егор врывался ко мне с корзиной наполненной фруктами, из чего следовало, что по дороге он совершил набег на рынок.
— Слушай! — Вопил он, совершенно потрясенный, — я только что изобрел новое лакомство. Давай немедленно пробовать.
— Готовить долго? — осторожно интересовалась я, в принципе, уже привыкшая ко всему — Вообще не надо! — великодушничал Егор. — Просто груши в меду.
Представляешь! Я вдруг представил, как это вкусно. Давай быстрей мой груши.
Мед я тоже купил.
— Милый, — пыталась я остудить его пыл. — это лакомство известно было еще при царе — деспоте Иване Васильевиче. Где-то точно описано, то ли в "
Князе Серебряном", то ли в какой-то сказке. Я читала.