Дата моей смерти - Страница 42

— Тебя, милая, тебя страдалица — Но почему вы называете меня страдалицей?

— Да как же, деточка моя, ведь мне про тебя все открылось И всю жизнь твою, и твои страдания явил мне Господь.

— Какие же страдания?

— Ты не веришь мне, милая. Так вот послушай, что я скажу тебе про твою судьбу…

Следующие несколько минут ( а может часов? — который уже раз за последние дни я вдруг перестаю ощущать движение времени, и будто зависаю в бесконечности, потеряв все привычные ориентиры ) я слушаю эту странную женщину в монашеском платье и темном платке, полностью скрывающем волосы, так что не возможно точно определить ее возраст, потому что лицо у женщины неопределенное: не молодое, но и не старое, бледное, почти без морщин, но словно выцветшее, лишенное жизни, потому поначалу я приняла ее за старуху.

Глаза же у нее совсем не старческие, но очень странные: пугающие, но и притягивающие одновременно. Светлые до белизны, прозрачные глаза ее, неподвижно устремлены на меня, и постепенно мне начинает казаться, что взгляд их проникает все глубже в мое сознание, и нет для нее более тайн в моей душе.

Я уже далека от мысли считать ее сумасшедшей, потому что молитвенной совей скороговоркой, она пересказывает мне всю мою минувшую жизнь, и называет меня, перечисляя все нанесенные Егором обиды, страдалицей и мученицей.

Ей известно про мои грешные мысли добровольно покинуть это мир, но и за них она не осуждает меня, а жалеет, утверждая при этом, что и Господь давно простил мне этот грех.

Я слушаю ее как завороженная, не в силах отвести глаз от ее прозрачного взгляда, пронзающего меня насквозь, и вдруг понимаю, что эту женщину я уже видела однажды. Только тогда она была в другом одеянии, и не было на голове у нее этого черного вдовьего платка, а потому так запомнились мне ее волосы, струящиеся вдоль плеч. И глаза запомнились, их она не скрыла от меня и сейчас — прозрачные глаза святой или восставшей из могилы, неживые, страшные и прекрасные одновременно глаза.

Я отчетливо вижу теперь, что это та самая женщина, что была на рекламной фотографии, так напугавшей меня недавно.

Но теперь, несмотря на всю дикость происходящего, я отчего-то ее не боюсь, более того, мне безумно интересно знать, что собирается она поведать мне дальше, и уже я сама тороплю ее вопросом — Хорошо, хорошо я вам верю, вы видели меня во сне, и вам открылась вся моя жизнь, но о чем вы хотите просить меня, ведь вы же знаете, как я беспомощна и одинока сейчас?

— Нет, деточка, Господь не оставил тебя и уже воздает тебе за твои страдания. Разве не явилась тебе душа твоего возлюбленного, в раскаянии и любви?

— Да, но я совсем не уверена была, что все это — не мой бред — Что ты, милая! Не сомневаться ты сейчас должна, а радоваться и благодарить Господа за его небывалую милость. Ведь душа того, кто так жестоко обидел тебя не найдет упокоения, пока не получит твоего прощения и не воссоединиться с твоей душой. И обе души ваши, познавшие многие печали и горе, воссоединившись в Царствии Небесном, обретут вечный покой и вечное счастье. Разве не чудо творит для тебя Господь?

— Но ведь души наши могут воссоединиться только после моей смерти?

— Воистину так — Но ведь я еще жива, как же может это произойти?

— В том, деточка моя, и благодать Божья, и испытание, ниспосланное тебе Всевышним. Сказано им, что душа твоего возлюбленного не обретет покоя, и, бестелесная, обречена скитаться в этом мире, пока не получит она твоего прощения и не пожелаешь ты, чтобы души ваши воссоединились. Все отдает Господь в твои руки, деточка моя, все. И в том великая милость, но и великое испытание.

— Значит, если я прощу его, и буду желать покоя его душе, я должна буду умереть? Но это значит — добровольно уйти из жизни, а ведь это грех?

— Не спеши, милая, и не сомневайся в мудрости и доброте Господа нашего, разве позволит он тебе согрешить, выполняя его волю?

— Но — как же?

— Все узнаешь ты в свое время, все, что будет положено тебе знать. Но еще, бедная моя, безвинная страдалица, разве забыла ты, что сама желала себе смерти в один день с любимым своим? Разве не об этом говорила ты ему, и разве не радостен был тебе такой конец?

— Да, но ведь это было еще тогда, когда он был со мной. И потом, сейчас его ведь уже нет, значит, все равно не получится — в один день — За то, что отступился от тебя, наказан он с лихвой, в том можешь не сомневаться, более всего самим собой наказан, тоской по тебе и раскаянием. А про то, что его уже нет, ты милая, ни думать, ни говорить не должна, ибо мысли эти греховны. Разве телесная оболочка есть сущность человеческая, а не бессмертная душа его? Думай, деточка моя, думай. Господь дает тебе великое небывалое право, но взамен возлагает на тебя бремя решения.

Женщина вдруг обрывает странную речь, как будто не говорит она, а читает по писаному, причем что-то из церковных книг, как читают во время службы, монотонно и плавной скороговоркой, и торопливо отступив от меня.

Потом поворачивается, и быстро семенит к выходу.

Только теперь я замечаю, что в храме давно ни души, погашены свечи и крохотные огоньки лампад, и лишь в высокие окна проникает с улицы бледный свет хмурого дня.

И от того в храме мрачно.

Темными провалами на светлых стенах зияют едва различимые иконы.

Лики святых, изображенные на них погружены во мрак, и только кое-где, жутко белеют из темноты, словно пытаясь разглядеть кого-то, притаившегося в тени колон, огромные пустые глазницы.

— Подождите, вы же хотели о чем-то просить меня? — запоздало окликаю я странную женщину, однако темный силуэт ее уже растворился в полумраке храма.